Фройд начинает статью с описания картины обоих состояний – горя и меланхолии. Он говорит о том, что печаль является естественной реакцией на утрату любимого человека или других ценных понятий – свободы, родины, идеалов. Тем не менее, при утрате сценарий может развиваться двумя путями, в первом случае происходит естественная работа горя, во втором – развивается меланхолия, которая имеет свои особенности и болезненные предрасположенности. В обоих случаях переживания выглядят схоже, также аналогичными являются и причины обоих состояний – утрата, тем не менее данные состояния имеют свои отличия.

Фройд говорит о том, что тяжелое горе – реакция на потерю любимого человека – характеризуется подавленным настроением, потерей интереса к внешнему миру, потерей способности выбрать новый объект любви, так как это бы значило забыть оплакиваемого, нежеланием осуществлять какую-либо деятельность, не имеющей отношения к памяти умершего. Задержка и ограничение «я» в данном случае являются выражением погруженности в процесс горевания, где нет места интересам для чего-нибудь иного.

Меланхолия же вдобавок к характеристикам естественной реакции горя – глубокой подавленностью, утратой интереса к окружающему миру, неспособностью испытывать любовь, торможением любой жизненной активности, ухудшением общего состояния, также будет иметь такие отличительные особенности как самоупрёки и самообвинения, которые могут усиливаться до бредовых ожиданий наказания.

Чтобы обозначить различия и причины двух состояний, Фройд начинает с общего описания работы горя, пути, который проходит психика при серьезных утратах. Когда утрачивается любимый объект, возникает потребность отнять все либидо, которое было связано с этим объектом, то есть как бы достать любовь из объекта, который больше не существует или не доступен. В этой точке возникает большое сопротивление, так как либидо с большим трудом оставляет свои позиции даже тогда, когда есть новые объекты, на которых можно его перенаправить. Это сопротивление порой достигает такой силы, что человек может попасть в галлюцинаторный психоз. Этим объяснятся то, почему близкие умерших в первое время словно видят в толпе своих любимых или слышат их голоса в комнате. Любовь так велика, что объект удерживается таким способом, и через галлюцинацию желание видеть и слышать его воплощается.

Уважение к реальности постепенно призывает признать утрату объекта: человека больше нет, значит его не может быть в толпе говорит реальность. Но этот процесс требует времени и не может произойти быстро. Так, утерянный объект хоть и отсутствует в реальности, но продолжает существовать внутри психики.

Воспоминания из прошлого, а также, что не менее важно, воображаемое будущее, в которое так много было инвестировано, то есть то, что еще могло бы случиться, приобретают повышенную активную силу, на них задерживается энергия, и на них же происходит освобождение либидо, что сопровождается исключительной душевной болью.

Так предметы, связанные с ушедшим, могут вызывать задержку энергии, но на них также происходит и разрядка. Например, в момент, когда мы смотрим на одежду ушедшего любимого человека, сперва мы как бы замедляемся, потом испытываем невероятную боль, но за ней следует облегчение. Так высвобождается либидо. После какого-то времени разряженные воспоминания и надежды делают «я» вновь свободным и освобожденным от задержек.

При скорби, как было описано выше, задержка энергии и отсутствие интереса к жизни объясняются работой горя, которая полностью захватывает «я». Подобный внутренний процесс происходит и при потере чего-то неизвестного в случае меланхолии, то есть также происходит меланхолическая задержка (Hemmung).

Особенностью является то, что меланхолическая задержка производит непонятное впечатление туманности, потому что человек в таком случае не может понять, что именно его так захватывает и делает его таким больным. Меланхолик таже ощущает огромное обеднение «я». «При скорби обеднел и опустел мир, при меланхолии - само «я» [3].

При меланхолии человек видит себя недостойным, неудачником, морально падшим, он критичен к себе, считает себя достойным порицания, осуждения и отвержения. Он также с легкостью критикует себя перед другими, считает себя обузой для окружения и недостойным контакта, ему кажется, что его словно терпят. Также самокритика разворачивается и в прошлое – ему начинает казаться, что он всегда был так недостоин и никчёмен. Другими проявлениями кроме морального бреда являются бессонница, отказ от пищи.

Фройд говорит о том, что нет терапевтического смысла в возражении против таких самообвинений клиента, а также что в каком-то отношении он несомненно прав о своем представлении себя. Мы должны признать, что пациенту действительно ничего не интересно, что он не в состоянии любить, работать. Но также мы должны иметь в виду, что данные проявления – есть следствие процесса похожего на работу горя, который захватил «я».

Другими словами, описываемая меланхоликом реальность более резка, чем та, что описывают немеланхолики, но также правдива. А повышенная самокритика – изображение себя, например, эгоистичным, лживым, зависимым человеком, будут близки к реальности и глубокому самоосознанию, то есть это не только бред. Тем не менее тот, кто так себя бичует, говорит Фройд, несомненно болен, даже если он говорит правду. Важное отличие, что нормально подавленный раскаянием человек ведет себя отлично от меланхолика.

Меланхолик не испытывает стыда, когда унижает себя. Раскаивающийся же человек будет раскаиваться и критиковать себя испытывая стыд, в то время как меланхолик скорее находится в состоянии «навязчивой сообщительности, находящей удовлетворение в самообнажении». Таким образом, неважно, прав меланхолик в своем мучительном самоунижении или совпадает ли его осуждения с мнением о нем окружающего мира. Важно то, что он «правильно описывает свое психологическое состояние». А именно, он потерял самоуважение. По аналогии с горем он утратил объект, а из его слов вытекает, что его потеря касается его собственного «я».

Далее Фройд подробно разбирает, что происходит с «я» у меланхолика. Он обнаруживает, что одна часть «я» противопоставляется другой, и она производит ту самую критическую оценку, делает ее как бы посторонним объектом. Таким образом, отщепленная от «я» критическая инстанция представляет собой что-то вроде совести. У меланхолика на первый план выступает именно нравственное недовольство собой.

Фройд говорит о том, что если внимательно выслушать самообвинения меланхолика, то можно обнаружить, что самые тяжелые упреки часто очень мало подходят к собственной личности пациента. Но при некоторых незначительных изменениях могут быть легко отнесены к «какому-нибудь другому лицу, которое больной любил, любит или должен был любить». Таким образом, при внимательном слушании можно понять картину болезни, увидев в самоупреках обвинения в адрес любимого объекта, которые были перенесены с него на собственное «я». Так, например, если клиент считает, что он мучает своего партнера своей никчемностью, то на самом деле хочет обвинить своего партнера в никчёмности.

Среди обращенных на себя мнимых самоупреков вплетены также и некоторые настоящие. Настоящие упреки выступают своего рода прикрытием для искажения истинного положения вещей. Они исходят из борьбы за и против любви, поведшей к утрате любви. Это объясняет отсутствие стыда в самокритике описанной выше, так как по сути эти слова говорятся не о себе.

Если бы самокритика была действительно направлена на себя, то такие люди вели бы себя покорно и смиренно по отношению к окружающим, но меланхолики, наоборот, сварливы и словно обижены, как если бы к ним были несправедливы. Важный момент заключается в том, что такая обиженность связана с особым процессом, который приводить злость и возмущение в меланхолическую подавленность, задерживает её внутри. По сути меланхолик атакует себя вместо ярости на объект, так как объект любим. Любовь и ненависть враждуют, конфликт так силен, что мешает работе горя.

Далее Фройд предлагает реконструировать процесс, который приводит к меланхолии. Сперва осуществляется выбор объекта, к которому привязывается либидо (мы влюбляемся и любим человека). Далее происходит событие – разочарование, которое потрясает эту привязанность. Следствием этого потрясения становится не нормальное отнятие либидо от этого объекта и перенесение его на новый, то есть разлюбил этот объект и полюбил другой, а другой процесс, для появления которого, необходимы многие условия.

Привязанность к объекту оказалась уничтожена, но свободное либидо (любовь) не было перенесено на другой объект, а было возвращено к «я». Однако это либидо не находит применения, а служит идентификации (отождествлению) «я» с оставленным объектом. «Тень объекта пала таким образом на «я», говорит Фройд [3]. Это и формирует ту особенную инстанцию, которая живет отдельно в «я» и атакует его. Потеря любимого объекта превратилась в потерю «я», а конфликт между «я» и любимым лицом – в столкновение между критикой «я» и самим измененным «я».

Фройд говорит, что в случае такой привязанности должна иметь место, с одной стороны, сильная фиксация на любимом объекте, с другой стороны – небольшая устойчивость в привязанности к объекту. Выбор объекта в таком случае скорее должен был быть сделан на нарциссической основе. Тогда, когда возникают препятствия привязанности к объекту, эта привязанность регрессирует к нарциссизму. Меланхолия берет, таким образом, часть своих признаков у горя, а другую часть – у процесса регрессии с нарциссического выбора объекта.

С одной стороны, меланхолия, как и горе, является реакцией на реальную потерю объекта любви, но если любовь к утерянному объекту находит себе выход в нарциссическом отождествлении, то по отношению к этому объекту, служащему заменой, проявляется ненависть, вследствие которой этот новый объект оскорбляется, унижается и ему причиняется страдание, и благодаря этому страданию ненависть получает садистическое удовлетворение.

Фройд говорит о том, что склонность к самоубийству объясняется именно этим. Он говорит о том, что невротик не испытывает стремления к самоубийству, а это стремление может рождаться из импульса уничтожить другого, который обращен на самого себя. Анализ меланхолии показывает нам, что «я» может себя убить только тогда, когда привязанность в объекту превращается в привязанность на себя, то есть когда «я» начинается относится к себе самому как к объекту. При регрессии от нарциссического выбора объекта этот объект, хотя и не является доступным, он оказывается могущественнее, чем само «я».

В завершение, Фройд обозначает ряд вопросов и симптомов, которые характеры для меланхолии и требуют дальнейшего изучения и рассмотрения. Например, почему меланхолия в какой-то момент проходит как и горе. Он говорит о том, что в случае с горем это происходит из-за столкновением с реальностью и извлечением либидо от объекта. Фройд предполагает, что и «я» занято таким процессом внутри при меланхололии. Фройд затрагивает такой симптом как бессонницу, которую он объясняет тем, что «я» не может извлечь интерес из объекта. «Меланхолический комплекс действует, как открытая рана, привлекает к себе энергию всех привязанностей... и опустошает «я» до полного обеднения». Он легко может против желания «я» спать.

Также Фройд вносит другой симптом, манию или маниакальные фазы, противоположные меланхолии состояния. Он говорит о том, что не только допустимо, но даже необходимо распространить психоаналитическое объяснение меланхолии также и на манию.

Далее Фройд более подробно описывает причины мании у меланхолика. Он говорит о том, что мания и меланхолия связаны с одним и тем же внутренним конфликтом, но в каждом случае он разрешается по-разному. В меланхолии этот конфликт берет верх над «я», тогда как в мании «я» либо преодолевает этот конфликт, либо отодвигает его на задний план.

Радостные и торжествующие состояния, типичные для мании, возникают по тем же экономическим причинам, что и естественные проявления ликования. Они связаны с освобождением от длительного расхода психической энергии на внутренний конфликт, человек чувствует себя так, как будто бедняк, который выиграл лотерею, как если бы в один момент все мучащие и приносящие внутренними миру проблемы разрешились, давление ослабевает. Человек ощущает небывалый прилив энергии, эйфорию и готовность к активным действиям – в полной противоположности к угнетенности и заторможенности, характерным для меланхолии.

Можно сказать, что мания представляет собой триумф, но сам человек не осознает, над чем именно одержана победа. Таким же образом действует алкоголь, когда затраты на вытеснение психических содержаний снижаются.

Объединяя оба вышеупомянутых объяснения, можно сказать, что в мании «Я» сумело преодолеть потерю объекта (или горе, связанное с этой потерей, а возможно, и сам объект), вследствие чего оно вновь располагает всей той энергией сопротивления, которая в меланхолии была отнята у «я» и скована страданием. Маниакальный больной демонстрирует свое освобождение от объекта, ставшего источником его страданий, тем, что с неутолимой жаждой устремляется к новым эмоциональным привязанностям, словно испытывая сильный голод.

Заключение

В работе «Горе и меланхолия» Фройд описывает и исследует нормальную и патологическую печаль индивида в связи с реальной утратой, с разочарованием в любимом человеке или с потерей идеала.

Он дает ответ на вопрос, почему одни люди реагируют на утраты аффектом печали, который со временем преодолевают, в то время как другие погружаются в депрессивное состояние. Во времена Фройда «меланхолией» называли то, что сейчас называется депрессией. В данном работе Фройд говорит о том, нормальная и неизбежная при утратах печаль в основном переживается на сознательном уровне, в то время как патологическая печаль развивается на уровне бессознательного и осложнена восприятие того, что утрачено осложнено [1].

Нормальная и патологическая печаль схожи тем, что обе сопровождаются торможением активности и потерей интереса, так как психическая энергия сосредоточена на переживании утраты. Однако, как отмечает Фройд, меланхолия включает в себя нечто большее – резкое снижение чувства собственного достоинства. Фройд затрагивает еще один важный аспект, указывая, что самообвинения меланхолика одновременно выражают агрессию по отношению к объекту. Это означает, что даже при нарциссическом замыкании пациент сохраняет бессознательные объектные отношения.

Фройд отмечает, что, подобно обсессивному невротику, меланхолик получает своего рода удовлетворение, одновременно направляя садистические импульсы как на себя, так и на окружающих, чаще всего на близких людей. Таким образом, саморазрушительные тенденции меланхолика становятся способом нападения и мести объекту.

Таким образом, статья Фройда является важным вкладом в понимание паталогических осложнений горевания, так как она разграничивает горе и меланхолию, вводит концепцию нарциссической идентификации, подчеркивает роль бессознательной враждебности, а также формирует основу для дальнейших исследований депрессии.
•

Список литературы:

1. Кинодо Ж.-М. Читая Фрейда. Изучение трудов Фрейда в хронологической перспективе. – Москва: Когито-Центр, 2014. – 416 с.
2. Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. – Москва: Высшая школа, 1996. – 623 с.
3. Фройд З., Горе (скорбь) и меланхолия, 1905. – Psychic.ru, 11.02.2025, https://psychic.ru/articles/classic08.htm.